Иван-царевич унд Айзен Хайнрихь

В некотором царстве, в некотором государстве жил да был царь с царицею, у него было три сына — все молодые, холостые, удальцы такие, что ни в сказке оказать, ни пером пописать; младшего звали Иван-царевич…

А старшего со средним, надо полагать, никак не звали. Они и незваные шастали по всему царству, по боярским и купеческим дворам, по девичьим теремам.
Потому что знали: царь-батюшка, упёртый по части традиций, уже скоро их позовёт и молвит: «Дети мои милые, возьмите себе по стрелке, натяните тугие луки…». Ну, и так далее.
Собственно, царь и сам знал, что умные сыновья заранее присмотрят себе подходящие марьяжи, отнесут в порядочные терема втихаря по стреле, а выпущенные в назначенный день - даже искать не станут. Так только, обычай соблюсти для приличия.

( Read more... )

«Девочка, спички не найдётся?»

…Как холодно было в этот вечер! Шел снег, и сумерки сгущались.

Снежинки садились на ее длинные белокурые локоны, красиво рассыпавшиеся по плечам. Изо всех окон лился свет, на улице вкусно пахло - ведь был канун Нового года.

Наконец девочка нашла уголок за выступом дома. Тут она села и съежилась.

Ручонки ее совсем закоченели. Она с трудом вытащила спичечный коробок и потрясла его. В коробке зашуршало…

А перед девочкой в морозной дымке вскоре соткался мальчик с салазками, в которых сидела просто вылитая Жучка. Мальчик внимательно смотрел на девочку и сосал синий грязноватый пальчик.

( Read more... )

Село у дороги

До замка великана-людоеда, где томилась в неволе принцесса Филозель, было рукой подать. Дорога, сбегая с невысокого холма, пролегала по равнине через небольшое селение, а дальше, за леском, уже вздымались на горизонте мрачные зубчатые башни.
Принц Клодомир туго натянул поводья и огляделся, не спешиваясь.
Странный вид был у селения. Неприглядный. Обгорелые избы, грязь непролазная…

( Read more... )

"За помин ея души..."

Последний расписной челн давно уже скрылся за излучиной реки, пьяные вопли и дикий хохот стихли вдалеке, но она для верности еще немножко отсиделась в камышах под водой, дыша через тростинку. Наконец решилась, осторожно выглянула, убедилась, что река и берег пусты, и помчалась по отмели к лесу. Бежать было легко, солнце и встречный ветерок вскоре совсем высушили тонкие свободные шальвары.
На опушке она перешла на шаг, отдышалась и огляделась. Да, кажется, правильно – вот в той рощице у холма…

Под слоем дёрна земля оказалась мягкой, копалось споро, и она увлеклась так, что только в последний момент услышала, как захрустели сучья под чьими-то ногами. Резко развернулась, замахнулась лопатой, но тут же опустила, узнав вывалившегося из подлеска бородатого мокрого и всклокоченного мужика.
- Филька, чёрт, напугал! – воскликнула она и рассмеялась: - Как всё сладилось-то?
- А, как и задумали! – захохотал тот и, подмигнув, прошёлся по опушке вприсядку от распиравшей радости:
- Когда тебя-то, значит, того - в волну, наш совсем разошёлся: «Пляши! – кричит мне: – Жги, наяривай!» Ну, я поплясал малость, да и култых за борт, будто оскользнулся, нырнул, затаился под корягой…
- А оне чего?
- А чо - оне? Поохали-поахали, плюнули, да дальше поплыли…

Так, время от времени переглядываясь и смеясь, они и выкопали пузатый бочонок.
- Добрых пуда два потянет, - качнула его ножкой красавица.
- Не бойсь! Своя ноша не тянет, - заверил Филька, пристраивая бочонок на спину:
- Ну, что решим: к твоим будем пробираться, аль еще куда?
- Филечка! У моих строго, тебе не понравится без зелена вина жить! Да и мне за тебя не разрешат выйти, ты ж роду не княжеского, – фыркнула спутница. – За Дон пойдём, погуляем вволю, да там и осядем, хозяйство крепкое заведем…

Вот так и появился вскоре в тех краях богатый хутор Персияновка.
Мораль: учитесь плавать, девушки!